Не думай. Подумал -- не говори. Сказал --
не пиши. Написал -- не подписывай. Подписал --
откажись.
Заповеди времен "культа личности".
Этот раздел аккумулирует опыт людей, живших в эпоху диктатуры
и массовых репрессий, но их советы иногда пригождаются и в более
благоприятные времена.
* * *
Любого человека можно принудить рассказать то, что он знает,
если ввести ему специальное наркотическое вещество (к примеру,
пентотал), поэтому лучше держать в памяти поменьше сведений,
которые нежелательно раскрывать на допросе.
Существуют пытки, которых не может вынести ни один человек.
Пытками можно любого заставить оговорить себя и других. Лучшее,
что можно сделать при угрозе таких пыток, это умереть. Последнее
реализуемо в любой момент посредством задержки дыхания. Требуется
лишь сильная воля и готовность расстаться с жизнью.
А.И. Солженицын пишет: "Человек, внутренне неподготовленный
к насилию, всегда слабее насильника". Если вы по привычке
свободной жизни рассчитываете на порядочность, сострадание,
совесть людей, в руках которых оказались, вам предстоит большое
разочарование, и вы быстро сломаетесь. Правильнее будет ожидать
любых подлостей, издевательств и лжи. Распрощайтесь с жизнью,
постарайтесь завершить ее так, чтобы не испортить впечатления,
которое о вас останется, и чтобы напомнить хотя бы вашим тюрем-
щикам, что еще есть на свете и честь, и мужество. Невозможно
раздавить человека, который готов к смерти.
Если вы не чувствуете в себе готовности умереть, боитесь за
родственников, а значит, не способны противостоять допросу
"с пристрастием", избегайте контактов с людьми, которые настроены
резко оппозиционно, или, по крайней мере, настойчиво предупреж-
дайте их о своей нестойкости. Контакты с радикальными оппозицио-
нерами нежелательны также и потому, что среди таких людей нередко
попадаются провокаторы, выполняющие задания спецслужб. Существует
специфический тип людей -- аморальных и склонных к риску --
которых в политической борьбе привлекает не ее созидательная
сторона, а возможность насилия и разрушения. Если они не являются
агентами спецслужб, то легко могут ими стать, потому что нередко
им почти все равно, на чьей стороне действовать -- лишь бы быть
значительными людьми, разряжать свою агрессивность, иметь
кое-какой доход и шанс на карьеру.
Если вы надумаете ввязаться в борьбу с репрессивным режимом,
позаботьтесь прежде всего о том, чтобы вас не могли подчинить
угрозой расправы над вашими родственниками. При невозможности
защитить родственников и отсутствии готовности их потерять вряд
ли следует становиться борцом, потому что вас легко можно будет
принудить к агентурной работе на "режим", и вы лишь нанесете вред
тому делу, которому хотели помочь.
Не храните дома бумаг, которые могут скомпрометировать вас или
ваших друзей. Не записывайте адреса, телефоны всех своих друзей:
некоторых держите только в памяти -- чтобы в случае неприятностей
было у кого остановиться на несколько дней или взять в долг вещи
и деньги.
Не следует пытаться что-либо спрятать в доме от обыска: опыт-
ные, настойчивые и технически оснащенные сыщики найдут любой
предмет, даже если он будет замурован в стене еще при строитель-
стве. Компрометирующую вещь лучше всего закопать в лесу.
Большинство случайных жертв повальных арестов покорно следует,
куда прикажут, чтобы "помочь следствию" разобраться в своей
невиновности. Такое поведение является неправильным, поскольку
невиновность не защищает от государства. Вас могут арестовать
просто для того, чтобы выполнить спущенный сверху план по
"разоблачениям". Массовые репрессии в значительной степени
иррациональны. В них есть существенная примесь психической
патологии, поэтому бывает бессмысленно убеждать обвиняющих вас
людей в своей безвредности или даже полезности для общества. Те
из них, кто психически нормален и мыслит критично, будут все
равно преследовать вас, поскольку в противном случае их самих
сделают жертвами.
Надо быть постоянно готовым к побегу: держать аварийные
наборы вещей дома, на работе, в автомобиле, при себе. Если
начнут брать людей вашего круга или вашего типа, это значит,
что вам пора исчезнуть из поля зрения властей.
Приемы ареста разнообразны. Могут на работе вызвать к началь-
нику. Могут затащить в остановившуюся рядом машину. Но чаще
всего арестовывают ночью в жилищах, поскольку у репрессивных
органов при массовых арестах нет времени на тщательную подготовку
каждого захвата. Поэтому ночной звонок в дверь воспринимайте как
сигнал "Марш!". Прочная дверь даст время на непосредственную
подготовку к исчезновению. Выбраться можно на соседний балкон,
на крышу или на землю. Выходить из города надо пешком через
дворы, избегая дорог. В условиях массового террора вас не станут
искать широко: объявят только местный розыск.
Не следует появляться на вокзалах, у друзей и родственников.
Лучше перебраться в глухую провинцию, где есть дефицит рабочих
рук, и устроиться работать к мелкому частнику. При этом можно
даже воспользоваться своими настоящими документами.
Что бы вы ни сказали следователю, он постарается использовать
это против вас.
Не ведите себя вызывающе. Не произносите угроз, вроде "придет
и наше время". Не умничайте. Понимающе относитесь к следователю
и изображайте помощь ему в работе. Следователь -- человек особый:
он привык ко всякому, и лучше не надеяться на его совесть и не
пытаться его разжалобить. Ради вас он не будет пересматривать
свои жизненные принципы и портить отношения с начальством. Если
совесть действительно немного мучит его, он будет только злиться
на вас за то, что из-за вас ему приходится грешить. Чтобы
добиться от него некоторого сочувствия, надо просто держать себя
достойнее.
Следователь может лгать, запугивать, устраивать ловушки, обе-
щать неприятности родственникам, провоцировать на агрессию. Его
цель состоит не столько в том, чтобы докопаться до истины,
сколько в том, чтобы скорее закрыть следствие с угодным началь-
ству обвинением.
Следователь может приписать вам несколько чужих или выдуманных
преступлений, чтобы вы были рады сознаться в собственном -- если
оно доказывает вашу непричастность к ним или если следователь
пообещает за это ничего вам больше не "навешивать".
Возможные тактические приемы следователя:
- Как можно раньше устроить первый допрос -- пока подследст-
венный еще не собрался с мыслями.
- Читать проповеди и взывать к чувству долга.
- Льстить.
- Задевать самолюбие.
- Запугивать.
- Прикидываться сочувствующим и лезть в душу.
- Работать на контрасте: "злой" следователь чередуется
с "добрым" .
- Представлять себя и подследственного как одну команду,
которой надо найти какой-то выход из положения: соблюсти
формальности, задобрить начальство.
- Скрывать свой интерес к некоторым существенным обстоятель-
ствам, чтобы ослабить бдительность подследственного.
- Блефовать: категорически утверждать бездоказательные вещи
с целью дезориентировать или довести до отчаяния подследст-
венного.
- Обещать содействие в смягчении наказания. (В действительности
возможности следователя в этом отношении очень ограниченные:
он не может оказать влияние на суд иначе, как через обвини-
тельное заключение.)
- Предлагать компромисс: частичное признание подследственного
в обмен на что-то. Частичное признание опасно тем, что с ним
можно выведать у вас некоторые существенные детали, позволя-
ющие раскрыть остальное.
- Затягивать следствие, пока предварительное заключение не
измотает нервы подследственного.
- Добиться предварительного заключения для родственников и
друзей подследственного.
- Поместить в камеру к подследственному агента (обычно это
тоже заключенный). Агент будет говорить о выгодах содействия
следствию, а также провоцировать на откровения.
- Перевести подследственного в одну камеру с уголовниками,
которые будут над ним издеваться.
- Подделать улики, указывающие на более тяжкое преступление,
якобы совершенное подследственным, и предложить сделку:
признание в обмен на уничтожение этих улик.
Возможные тактические приемы подследственного:
- Оттягивать первый допрос, чтобы хорошо все обдумать.
- Не раскрывать фактов, которые потом будет бессмысленно отри-
цать. Если вы признаетесь, где спрятали "подрывную" рукопись,
и ее там найдут, вам не удастся взять слова обратно.
- Подыгрывать следователю. Пугает -- бойтесь. Беседует
задушевно -- изобразите откровенность.
- Отказаться от дачи показаний.
- Уступить домогательствам следователя, чтобы на суде заявить
о нарушении закона при ведении следствия и отказаться от
ранее сделанных показаний. (Этот прием рискованный, но не
слишком: если с вами решили расправиться, то осуществят свои
намерения так или иначе, причем удовлетворятся легкой види-
мостью законности, чтобы убедить "простых людей" -- а их
большинство -- что власти поступают правильно. Успех зависит
от "конкретно-исторических условий". По крайней мере, удастся
избежать издевательств со стороны следователя. На всякий
случай не надейтесь, что репортеры и общественность
устремятся на ваш процесс.
В условиях авторитарного общества устраивать голодовки для
защиты своих прав -- занятие бесполезное. Если вы будете для
чего-то нужны, вас станут кормить насильно (через трубку, просу-
нутую в ноздрю, или инъекциями), а если не будете нужны, вам
просто позволят умереть.
Во времена Сталина говорили: был бы человек, а статья найдется.
У Буковского читаем ("И возвращается ветер ..."): "Если человека
арестовывают по уголовному делу, его же не обвиняют в убийстве
вообще, воровстве вообще ..., но в убийстве кого-то, воровстве
чего-то ... По политической статье обвинение запросто дается по
формулировке статьи, а факты подбираются во время следствия".
Основанием для начала следствия является убеждение компетентных
органов, что такого-то "пора сажать". "Конечно же, к концу
следствия, под тяжестью улик, гражданину Н полагается раскаяться,
осознать свои ошибки ... Иначе скверно приходится уже самим
следователям: политическое следствие -- это в первую очередь
воспитание заблудшего, а следователь -- воспитатель и полити-
ческий наставник.
(...) Главное оружие следователя -- юридическая неграмотность
советского человека.
(...) Как правило, человек решает, что лучше всего подтверждать
уже известное следствию. Какая разница? Все равно знают. И это
самая распространенная ошибка ... Их 'знание', приобретенное от
агентов, через прослушивание телефонных разговоров, а то и просто
по предположениям, в протокол не запишешь, суду не предъявишь.
Подтверждая сомнительное 'известное', человек делает его
юридическим фактом, доказательством.
(...) Следователь, ведя протокол, непременно исказит все, что
вы говорите. Вместо 'встреча' напишет 'сборище', вместо 'взгляды'
-- 'антисоветские взгляды', вместо 'давал почитать' -- 'распрос-
транял'. И отказаться подписывать неловко -- работал человек
все-таки, писал.
(...) Свидетель в политическом деле -- это уже не свидетель,
а подозреваемый. Сегодня -- свидетель, завтра -- в тюрьме ...
По некоторым делам даже и не поймешь, почему один оказался свиде-
телем, а другой -- обвиняемым".
Эффективным методом борьбы с инакомыслящими является их прину-
дительное психиатрическое лечение. Это тонкий и удобный во многих
отношениях метод, поскольку среди диссидентов действительно есть
много психически больных или просто неуравновешенных истеричных
людей, так как нормальный человек сознает, что во всяком обществе
есть более или менее значительные недостатки (в каждом -- свои,
причем нередко кажущиеся или являющиеся "продолжениями досто-
инств"), и что в той или иной степени терпеть, приспосабливаться
и держать в некоторых случаях язык за зубами приходится всякому,
кто живет среди людей.
В русской литературе экспертом по психбольницам является
В. Буковский. В книге "И возвращается ветер..." он пишет:
"Здоровый человек, попав в такое место, стремится как-то отли-
чить себя от психически больных, выделиться, убедить окружающих
и самого себя, что он-то другой. В любом отделении возникает
такая группка здоровых, своего рода 'клуб' нормальных людей
посреди болота безумия. Обычно они относятся к своим сумасшедшим
соседям с ненавистью (...) Может, это помогает им не сойти с ума.
(...) В психиатрической больнице фактическими хозяевами явля-
ется младший обслуживающий персонал: санитары, сестры, надзира-
тели. Это своего рода клан, и если с ними не поладить -- убьют,
замучают. Врачи никогда не вмешиваются в эти дела и целиком
полагаются на сообщения медсестер. Первые два месяца в психиат-
рической больнице самые важные. Устанавливается определенная
репутация, которую потом трудно изменить. Сестры, ленясь наблю-
дать за больными, изо дня в день пишут затем примерно одно и то
же, переписывая с прошлых записей ...
(...) Спорить с психиатром бесполезно. Они никогда не слушают,
ЧТО ты говоришь. Слушают, КАК ты говоришь. Горячиться нельзя --
будет запись: 'Возбужден, болезненно заострен на эмоционально
значимых для него темах'. Будешь слишком подавлен, угрюм -- запи-
шет депрессию. Веселиться тоже нельзя -- 'неадекватная реакция'.
Безразличие -- совсем скверно, запишет 'эмоциональную уплощен-
ность', 'вялость' -- симптом шизофрении.
(...) Не выглядеть настороженным, подозрительным, скрытным. Не
рассуждать слишком уверенно, решительно ("переоценка своей
личности"). Главное же -- не тянуть, отвечать быстро, как можно
более естественно. Все, что она (врач) сейчас запишет, никакими
силами потом не опровергнешь. Она же первая меня видит -- ей
вера. Приоритет в психиатрии у того, кто первый видит больного.
Через десять минут уже может быть улучшение".
Об агрессивности буйных сумасшедших:
"Я ни разу не видел, чтобы больной бросался (на людей) без
причины. Только причину не всегда легко угадать. Однажды я едва
увернулся от здоровенного мужика: он бросился на меня, когда я
проходил мимо его койки. Причина же была в том, что он считал
своей территорией часть пола вокруг койки и всякого, кто на нее
ступал, готов был уничтожить. Очень важно сразу выяснить причуды
своих соседей, и тогда можно жить безопасно."
О выписке:
"Месяцев за пять до комиссии тем, кому приходило время выпи-
сываться, устраивали провокации. Сестра, надзиратели, врачи
начинали их задирать, старались вывести из равновесия, оскорбить,
и, если пациент не выдерживал, реагировал, как всякий нормальный
человек, -- тотчас же в его истории болезни фиксировалось, что у
него 'изменилось состояние' и ни о какой выписке в ближайшую
комиссию речи быть не могло.
(...) Результаты комиссии больным знать не полагалось (...)
Этим-то и пользовались для провокаций. Больному после комиссии
сообщали под секретом, что он якобы выписан ... Вот тут-то и
проявлялись в человеке все его склонности, которые он скрывал до
комиссии (...) Он ведь считал, что одной ногой уже на воле (...)".
